- ФОНД РАЗВИТИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ФИЛОСОФИИ
- МЕЖДИСЦИПЛИ- НАРНЫЙ ЦЕНТР ФИЛОСОФИИ ПРАВА
- КОНКУРСЫ
- New!НАШИ АВТОРЫ
- ПУБЛИКАЦИИ МПФК и МЦФП
- БИБЛИОТЕКА
- ЖУРНАЛ «СОКРАТ»
- ВИДЕО
- АРХИВ НОВОСТЕЙ
Полулях Д.С.
МГУ им. М.В. Ломоносова, факультет политологии, III курс
Государство как произведение искусства
Введение
Концепция «государства как произведения искусства» никогда не теряла и до сих пор не теряет своей актуальности. Данная тема парит над воронкой, возникшей в результате встречного движения текущих трендов общественной жизни.
Тезис, выдвигаемый нами, таков: все существующие государства активно стремятся к идеалу «государства как произведения искусства» сегодня. Но почему они к нему стремятся? Ответить на этот вопрос – вот задача, которая стоит перед нашим исследованием.
Но для того чтобы оно не превратилось в поток ассоциативных фантазий, необходимо к основным дефинициям привязать определения.
Основной теоретический вопрос заключается вот в чем. Что на ближайших двенадцати страницах мы будем понимать под «государством как произведением искусства»? Рассмотрим варианты толкования этого феномена, проанализировав само выражение. Первый вариант понимания подразумевает центральным, исходным понятием «искусство», а «государство» попадает в зависимость от него по причине того, что является продуктом, произведенным этим «искусством». Второй вариант в некотором смысле противоположен первому и подразумевает иное толкование прежде всего слова «произведение», которое в этом случае является девербативом и может заменяться словами «производство», «воспроизведение». Здесь мы можем наблюдать своеобразный переход количества в качество, или, если быть точнее, здесь государством зовется сам процесс произведения (воспроизводства) форм культуры и искусства. Третий подход обращается к «произведению искусства» как устойчивому выражению. Здесь государство сравнивается с полотном, с книгой или, скорее, с домом культуры, выставкой, музеем. Приближая данное определение к области политико-философского знания, мы можем рассматривать государство как гармонию, созданную неким творцом.
Только на первый взгляд кажется, что нам придется отдавать предпочтение какому-то одному из приведенных толкований. На самом деле в каждом из этих случаев имелся в виду один и тот же феномен. А тройное понимание позволяет лишь глубже проникнуть в сущность «государства как произведения искусства», показывая данный феномен в динамике, связывая все три понимания в одно неразрывное кольцо. Проясним заявленную выше мысль. Понимание государства как продукта культуры подразумевает строгую каузальную, импликативную связь, где государство возникает только тогда, когда есть культура, которая выступает стартером государственно-политического процесса. Она есть движущая сила государства, его вдохновение. В такой схеме государство выступает исполнителем, выразителем воли культуры, а сама она становится лоббистом, который непременно выступит за продвижение своих интересов. В чем же эти интересы? Они в большей своей части лежат в области продвижения, заботы о культуре, ее распространения в государстве. Эгоистическое и наиболее сильное побуждение культуры, вследствие довольно медленного внедрения ее идей в общественный дискурс, заключается в том, чтобы продвигать себя. Культура, по крайней мере, на первых порах, исполняя программу минимум, заинтересована в собственном пиаре. Кроме того, искусство осознает то, что ее влияние на государство обеспечено только до тех пор, пока оно (искусство) сильно, пока оно дотируется. Это тоже толкает его в политику заботы о себе. А результатом такой заботы с посредничеством государства является заполнение территории, лимитированной государственными границами, различными формами и проявлениями искусства. Как результат, государство наполняется духом культуры и приходит в равновесие, становясь на этой стадии подлинным «произведением искусства». Третья стадия не является концом пути, а в восточной циклической традиции переливается обратно в первую стадию, в самое начало. То есть культурная гармония выступает плодотворной почвой для подпитки государственных сил, для определения ее повестки дня.
Я. Буркхардт, говоря о рассматриваемом нами концепте, считал, что государство как произведение искусства – это государство, определяемое культурой. То есть в этом лаконичном определении он описывает «первую стадию» нашего цикла, непременно подразумевая дальнейшее движение круговорота культуры в государственном механизме как логичное, естественное и закономерное продолжение. Именно этот круговорот, способный развернуться из любой стадии своего движения, мы и описали выше.
В нашем только начавшемся исследовании мы не раз уже употребили слово «культура», а также «искусство». Нет сомнений, что в данной работе мы можем рассматривать эти концепты как взаимозаменимые. Доказательством тому служит определение из «первоисточника», данное выше, где, по сути, между этими понятиями ставится знак равенства. Культура, искусство – это продукты человеческой духовной (или материально-духовной) деятельности, как личной, так и общенародной. Культура – это и живопись, и литература, и музеи с театрами. Но, понимай мы искусство в такой узости, наше исследование получилось бы весьма ограниченным. Нам представляется необходимым понимать под культурой, а, следовательно, и искусством, также ментальность нации, придающую этой самой нации неповторимость. Точнее не саму ментальность, а те повседневные механизмы, тот еле уловимый каждодневный дух, который и делает из нации нацию. Нам кажется невозможным отделить то что зовется «произведениями искусства» от народного духа, который, между прочим, считался О. Шпенглером самым непосредственным проявлением культуры01. Подтверждения этого читатель не раз найдет в дальнейшем изложении наших мыслей.
А пока положим старт нашему исследованию, проверив на прочность данную концепцию в современных условиях.
Государство как основной источник культурной жизни
Насколько современная эпоха дает развиваться миру в направлении идеала, описанного выше? В частности, почему к культуре мы привязываем именно государство? Почему мы считаем, что именно оно, а не частные или интернациональные силы могут взять культуру под опеку?
Чтобы ответить на эти вопросы для начала обратимся к истории. Время рождения этой концепции – XIX век. Это время Вестфальской системы, эпоха, когда мир представлял собой совокупность национальных государств как универсальных акторов. В эту пору было естественно все заботы возлагать именно на институт государства. Однако уже тогда пробуждался английский буржуазный дух, стремившийся оставить в руках государства лишь функцию ночного сторожа. Поэтому особенность концепции объясняет личность Якоба Буркхардта, который впервые и заговорил о «государстве как произведении искусства». Он учился в Берлине и Бонне, а также испытал влияние Леопольда фон Ранке, что сказалось на его глубоко государственнической концепции.
Итак, насколько соответствует этатистская концепция, рожденная в XIX веке, нашим временам? Конечно, двадцатый век внес свои коррективы, отраженные Н. Рерихом, который занимался продвижением идеи международного договора, то есть он уже втягивал в политико-культурную проблематику межгосударственные институты. Но к этому мы еще вернемся. Сейчас же нас интересует основа концепции, а именно – место государства в социально-духовной жизни людей, в сфере защиты объектов культуры.
Мы можем констатировать, что по сегодняшний день государство является самым надежным и последовательным культурным агентом, который единственный среди всех иных способен обеспечить духовно-культурный комфорт людей. Одним словом, с тех времен мало что поменялось. По крайней мере, в рассматриваемой нами культурно-политической сфере.
Само понятие государства в современном консервативном мире приобретает сакральный смысл. Вся текущая международная жизнь сходится на нем. В современном мире явно маячит тренд релокализации.
Это идет в первую очередь от того факта, что в современных условиях потребность в государстве – колоссальная. Все чаще политики обращаются к термину «государство безопасности», которое, по сути, является смягченным вариантом понятия «полицейское государство». Нужду в сильном государстве иллюстрируют практически все крупные события последнего времени. Рубиконом стал теракт 11 сентября 2001 года в США. Многие исследователи берут эту дату как точку отсчета новой эпохи. Действительно, западные страны за считанные годы после этой акции поспешили закрыть свои наивные объятия доверия и терпимости. Прямым следствием теракта стало принятие в 2002 г. Конгрессом США «Патриотического закона», расширявшего полномочия спецслужб. Свою порцию терактов получили и другие развитые страны в 2001-2005 гг., после чего в западных умах забрезжила ностальгия по сильному, «классическому» национальному государству. Наконец, красноречивым подтверждением того, что рубежи государства – не эфемерны, стала граница между Америкой и Мексикой, которая начала усиленно укрепляться с целью остановки массовой нелегальной миграции на север. Евросоюз, казалось бы, демонстрирует неподатливость трендам, но это только на неискушенный взгляд. На самом же деле последние события в этой политии говорят как раз о том же самом. Принятый в 2009 г. Лиссабонский договор являлся росписью ЕС в своей неспособности смело идти по пути наднационализации. Ведь намного более радикальная Конституция провалилась в 2007 г. и, чтобы не раздражать приверженцев национального суверенитета (евроскептиков), был разработан облегченный вариант конституции, который по понятным причинам потерял статус конституции и стал через два года называться просто договором (Лиссабонским), являющимся, по сути, Конституцией lights.
К чему это, собственно, было сказано? Мир в XXI веке наполнился осознанием того, что слепое доверие в современных условиях опасно. Либерализм может держаться только на доверии, самосознании, лояльности. Поэтому он сейчас сменяется закрытостью «классического» государства. Кто-то может разглядеть в этой современной закрытости «откат» от «прогрессивного» принципа демократии. В этом есть правда, но кто сказал, что демократия – это идеал и прогресс, а тем более, что именно в этом – сущность идеи «государства как произведения искусства»? Я. Буркхардт допускал существование данной идеи и в тираниях. Это он выразил в своей работе следующими словами: «в городах-республиках, так же, как и в государствах с тираническим образом правления, эта тенденция (появление государства как «сознательно задуманного построения, как произведения искусства» – П.Д.) сказывается существенным образом и определяет как их внутренний облик, так и их внешнюю политику»02.
Однако оставим тему демократии. Ведь даже «закрытие» государства не обязательно ведет к урезанию прав, а тем более к отказу от самосознания, самостоятельности и самоопределения. «Закрытие» государства означает по сути лишь то, что отныне государственные границы становятся рамками, формочкой, куда теперь и будет сыпаться благотворный песок культуры и искусств.
Сильное государство – несомненная мода в современных международных отношениях. США, являясь символов всякого новшества, представляют собой сильное единое государство. Правители не могут смотреть на то, как транснациональные угрозы нависают над его гражданами и ничего не предпринимать. Опасности, опасения, незащищенность существенно сказываются на моральном духе граждан. Угрозы могут поселить в сердцах граждан страх, равно как и чувство единения со своим народом. Но как и в одном, так и в другом случае гражданин приходит в одно и то же место – к государству. Там они все и скапливаются, объединенные общими убеждениями и общей задачей.
Что все это доказывает? Это доказывает особую ценность государства как феномена в современной эпохе. Это бесценный бриллиант, который жизненно необходимо беречь для того чтобы чувствовать себя в безопасности и комфорте. Ясно, что только оно может быть источником культуры и только на основе культуры оно сможет уберечь своих граждан в эпохи социальных катаклизмов.
Негосударственные акторы как культурные агенты
Негосударственные всполохи активности, будь то террористы, нелегальные мигранты или даже надгосударственные грозовые тучи ЕС, оказываются диверсантами, которые хотят расшатать или даже иногда уничтожить культуру и саму эстетику государства. Мы говорим о силах, которые убежали из-под теплого, но колючего одеяла государственного суверенитета и претендуют на независимость, в том числе культурную. Они иногда сами хотят быть источниками культуры, а некоторые даже используют ее, как машины используют бензин.
Итак, каково будущее этих фрондеров в сфере культуры? Возьмем транснациональные корпорации, работающие в сфере шоу- и медиа-бизнеса, как пример могущественных, независимых от государства субъектов, способных проводить свою политику в области культуры. Но это только на первый взгляд кажется, что многое в мире зависит от воли частных лиц. Штаб-квартира транснациональных корпораций размещена не в воздухе, а находится в чьих-то владениях, а значит и под чьим-то влиянием. Широко известна совместная деятельность американской администрации и «United Fruit Company» по свержению правительства Гватемалы в 1954 г. ТНК размещают свои резиденции также не на нейтральном участке, а на территории определенных государств. «Антикорпоративисты» забывают, что не только ТНК обладают рычагами влияния, но и принимающее государство имеет свои силы, которые зачастую перевешивают ресурсы корпораций. Ведь именно государство организует их инфраструктуру, обеспечивает их деятельность. Кроме того, чтобы внедриться в определенную культуру, ТНК приходится, следуя заветам «глокализации», подстраиваться под эту культуру. Что в данном случае влияет на что?
Особую категорию образуют общественные некоммерческие силы. Они в каком-то смысле так же как и государства могут выступать «произведениями искусства». В качестве примера можно вспомнить массовое образование «бойцовских клубов» после выхода одноименной книги, а особенно одноименного фильма. Но нас интересуют гораздо более влиятельные движения. Например, «движение за глобальную демократизацию» (которое иногда называют «новым антикорпоративным» или «антиглобалистским» движением). Что происходит с ним? В данное время – ничего хорошего. Внешние неудачи усугубляются внутренними проблемами, такими как, например, раскол, подобно государствам, на «север» и «юг». По-простому говоря – на «антиглобалистов» развитых стран и их коллег из «третьего мира». Последние, обладая желанием, не находят выхода своей энергии, а первых разлагает излишняя демократизация, децентрализация и табуированная тема дисциплины. Неспособность на мобилизацию дополняется отходом от дел радикального крыла, которое и было, как оказалось, генератором идей. Об отсутствии финансирования можно и молчать.
Все это играет на руку нациям-государствам, которые с любовью принимают своих «блудных сынов» назад под свою защиту. Дело даже не в том, что «нетрадиционные» акторы не способны в настоящих условиях являться подлинными «произведениями искусства». Просто именно государство является самодостаточным и ответственным институтом, который может действовать максимально разумно, как старший брат или отец (в отношении своих граждан или других субъектов политики).
Говоря о негосударственных акторах, нельзя не упомянуть ООН и прочие межправительственные организации. Дело в том, что ООН значительно окрепла за последнее время, по сравнению с биполярным периодом истории. Обратимся к статистике. С 1945 по 1990 г. Совет Безопасности смог всего дважды применить «право на вмешательство»; за это же самое время было развязано около 80 войн. С 1990 по настоящее время были зарегистрированы всего два случая вооруженного вмешательства без санкции ООН. За этот же период Совету Безопасности более чем в 10 случаях удавалось добиваться консенсуса и санкционировать международное вооруженное вмешательство. Это говорит нам о том, что авторитет организации возрос, а значит, что она и в сфере охраны культуры в необходимых случаях будет действовать намного эффективней, чем раньше. Определяющей роли ООН не помешают даже такие элитарные структуры как «большая восьмерка» и «большая двадцатка». Их легитимность до сих пор под сомнением, а эффективность деятельности падает с каждым годом: в последнее время «большая восьмерка» превращается из института, принимающего важные решения в форум для выявления новых проблем человечества.
Авторитет ООН в безопасности, и пока есть такая организация, человечество может быть спокойно за свое культурное наследие. Эта мирная организация вовсе не планирует становиться неким «мировым правительством» и тем самым претендовать на превращение в «произведение искусства». ООН слишком консервативная структура03 для этого, и вследствие этого, более «международная», нежели «мирополитическая». Ее задача – способствовать мирному развитию (в т.ч. культурному) государств. Одним словом, движение к «государствам как произведениям искусства» в надежных руках.
Государство и культурная идентичность
Но на всякую ли культуру может опираться государство? Любое ли творчество необходимо поддерживать для оздоровления внешнего и внутреннего климата?
Здесь, прежде всего, остро стоит вопрос культурного плюрализма. Может ли государство «погнаться за двумя зайцами»? Мы считаем такой сценарий невозможным. Если и «гнаться за двумя зайцами», то необходимо, чтобы они непременно бежали в одну сторону. Государство может опираться на культуру и определяться ей, только если она единая, только если она скрепляет общество. Государство принимает однозначные решения, следовательно – в культуре должен присутствовать хотя бы минимум объединяющего элемента. Поэтому мы приходим к дополненной концепции «государства как произведения единого искусства». Наш вывод подтверждается словами Н. Рериха о том, что первой обязанностью государства является поддержание и развитие духовной общности проживающего в нем населения.
Для политиков всех стран это вопрос чрезвычайной важности. Ведь культурное единство – это легкий на подъем народ, это взаимопонимание и отсутствие конфликтов, гармония, о которой мы говорили.
Жажда сплотить население проявляется в жарких дискуссиях на тему иммиграции, которые ведутся в либеральных демократиях по настоящее время. Ведь многим уже сложно сдерживать свое неодобрение в тесных стенах толерантности. Пока что мысли политиков и общественных деятелей западных стран сходятся на том, чтобы принимать эмигрантов, но только при условии того, что они смогут влиться в образцы поведения, принятые в этих странах.
Некоторые государства особенно болезненно воспринимают всякое вторжение со стороны инородных культур, для них идентичность особенно важна. Взять, к примеру, некоторые страны Восточной Европы, где институт государства, по сути, оказывается собственностью одной этнической группы. Например, Эстония и Латвия построили свои конституции на концепции «этнической демократии», из которой вытекает положение, когда лицам, не принадлежащим к этнонации, попросту не предоставляется гражданство. Схожие настроения чувствуются и в одной из самых значительных западных стран – во Франции. Сюда относится знаменитый запрет на демонстрацию религиозных символов в школах, который, несомненно, главным образом был направлен против исламского хиджаба. А осенью 2010 г. практически единогласным решением был введен запрет на ношение паранджи во Франции. Все указывает на то, что в России тоже будет сделан упор на культурное единство. Одно из надежных доказательств этой мысли – нынешние идеология, программа и ценности партии ЛДПР, которая особо чутко прислушивается к изменениям общественных настроений, к текущим чаяниям народа, к его дискомфорту, а соответственно – и ко времени.
Но мало для кого является секретом то, что обеспечение культурного единства России – задача не из легких. Мыслители нашей страны бьются над этой задачей еще со времен Б. Ельцина. А все из-за того, что проблема лежит в первичном коде РФ и сводится к вопросу: кто мы – национальное государство или «империя»?04
Дело в том, что несмотря ни на какие попытки первого президента РФ сделать нас национальным государством, в России до сих пор уживаются множество разных трудно совместимых культур (как, в принципе, и идеологий). Национальному государству гораздо проще объединить народ, но в современном мире хватает различных неоимперий, латентных или «оскопленных» империй, и им приходится действовать более изворотливо.
Принципиальная многонациональность не позволяет им в качестве объединяющего элемента выбрать национальную или близкую только титульной нации культуру. Что же их тогда может объединить? Для ответа на этот вопрос обратимся к одной многонациональной «империи», которой довольно неплохо удается объединять свой разношерстный народ.
США. Так и хочется назвать это государство «Богемской рапсодией». Что такое «Богемская рапсодия» в данном случае? Это и есть, по сути, империя нового типа. Это – разнообразие, опоясанное общей идеей. Всем многонациональным государствам следовало бы взять США в качестве примера для подражания, для ответа на вопрос о том, что же может объединить таких разных людей. Но, надо заметить, что если Соединенные Штаты и «произведение искусства», то произведение коммерческое (или, по крайней мере, слишком вещественное), потому что единственное, что объединяет всю поликультурность Америки – это материалистическая «американская мечта».
Пока Евросоюз не продвинулся слишком далеко на юг и восток, ему тоже есть что поставить в центр. Эти страны объединяют хоть и абстрактные, но все же единые европейские ценности.
Только про те политии можно сказать, что они имеют народ, где людей объединяет общее стремление. Населять «государство как произведение искусства» может только народ. Большинство современных государств, вследствие продуманной политики, имеют именно такие порядки. Но, конечно, существуют отстающие, чаще всего это «винегретные государства», в рамках которых уживаются несколько закрытых, не пересекающихся друг с другом субкультур, а каждый человек думает лишь о своем, поэтому такие государства имеют только население, но никак не народ.
Западные государства, как уже отмечалось, в этом отношении успешны. Их объединяют одни ценности: идеи Французской революции, забота об экономическом процветании, заветы демократии. В России ситуация не такая однозначная, но нет сомнений, что «шампур», хоть и тонкий как зубочистка, но уже вонзен в нашу действительность.
Для России существующее в ней невероятное разнообразие субкультур, идеологий, верований05 – помеха разработке объединяющей идеи, позволяющей действовать исходя из своей культуры.
Спор о русской национальной идее выходит за рамки нашего исследования, поэтому распространять наши рассуждения мы не будем, ограничившись предположением, что костяком здесь могла бы стать идея сильного лидера, которая незаметно для большинства из нас уже пробивает себе дорогу.
По мысли Шпенглера рождающаяся там и тут поликультурность, жажда преодолеть границы своего государства означает лишь бесповоротную деградацию культуры. Сердце нации – это культура, а сердце должно быть единым. Множество разрозненных культур не образуют некую метакультуру, потому что культура подразумевает единство менталитета, что очень важно сохранить в текущих условиях.
Якоб Буркхардт писал в своей работе «Культура Италии в эпоху Возрождения»: «Там, где… эгоизм теряет мрачную окраску и уступает почему-либо место другим побуждениям, возникает новая историческая жизнь и государство приобретает характер творчески построенного здания, другими словами, оно становится произведением искусства»06. А эгоизм умирает там, где он подчиняется общему.
Государство как производство культуры
Следующий волнующий нас вопрос заключается вот в чем. Как у государств обстоят дела с практикой поддержки национальной культуры и искусств внутри и за рубежом? Ведь это, без преувеличения, является ядром всей концепции.
Здесь мы можем с полной уверенностью сказать, что тема поддержки национальной культуры волнует любую уважающую себя страну, причем волнует очень сильно. Самый яркий пример – поддержка государством так называемой высокой культуры. Она не является коммерческой и поэтому не окупает себя, и лишь понимание неких социально-духовных истин заставляет государство поддерживать жизнь классической музыке, а также многим другим формам высокой культуры через премии, фестивали, стипендии.
Государство точно уловило связь между зарождением определенных идей в головах граждан и социально-экономическими или иными общественными удачами. Предметы культуры и искусства все чаще выступают носителями раскрываемой сознательно или подсознательно идеи, нужной государству и развитию. В нашей стране в последнее время появился определенный сорт популярных книг, явно предназначенных для того, чтобы несколько сместить мировоззрение читателя в сторону определенных идей. С телевидением дело обстоит даже красноречивей. Мы имеем в виду определенные программы (точнее целый сноп одинаковых программ), многие из которых нещадно и изящно препарировала в своих статьях культуролог Екатерина Сальникова, выявляя их подоплеку, связанную с официальным государственным курсом. Но не стоит воспринимать это как пропаганду, направленную на поддержание у власти определенной группировки. Ведь зачастую эти программы пробуждают в подсознании реципиента вполне здравые с точки зрения сохранения и развития общества стремления, связанные, например, с решением проблемы «русского креста» и «правового нигилизма».
Кинематограф остается очень важным искусством даже для уже капиталистической России. В настоящее время государство применяет практику поощрения «социально значимых» картин. Известно также, что деньги от государства получают основные российские режиссеры. Но Россия здесь отнюдь не исключение. Что Франция, что Италия, что скандинавские страны – все они дотируют национальный кинематограф, как и многие другие сферы национальной культуры.
Приведенные факты, возможно, нуждается в доказательстве того, что это не набор случайных событий. Доказательство же заключено в логике, которой руководствуются правители. Они солидарны с Н. Рерихом в оценке той роли, которую играет искусство в социуме. Наполнение человека определенными идеями и эстетическими переживаниями непременно сказывается и на его повседневной жизни, а если под это влияние попадут целые группы, то крупная перемена в обществе неминуема. Именно эту идею в некоторых своих трудах07 разрабатывал американский ученый Дж Розенау. Он говорил о том, что модели, которые поддерживают глобальный, да и любой другой, порядок, разворачиваются на трех уровнях деятельности: 1) на идейном (сюда можно отнести чувствование, восприятие, понимание человеком общественно-политических механизмов; это установочные и перцептивные сетки, через которые проходят события прежде чем вызвать действие или бездействие); 2) на поведенческом (это регулярные и шаблонные действия, выражающие идейные понимания) 3) и на совокупном, когда определенные институты проводят курсы, свойственные идейным и поведенческим моделям. Крупные общественные изменения начинается с «малого», с индивидуального. Вспомним пример из истории, который предоставляет нам Д.И. Писарев: «Преобладанию аристократии во Франции пришел конец, когда перевес ума, таланта и образования оказался в рядах достаточной буржуазии»08. Идейные мотивировки у человека есть всегда и он действует в соответствии с ними, а заботиться о том, чтобы эти действия были полезные и честные, необходимо государству. А эффективней всего это делать через формирование идейных установок.
Производство культуры и «мягкая сила»
Лучшим эпиграфом к этому небольшому дополнению к предыдущей главе стали бы слова Н. Рериха: «Сперва опознаем и сбережем Культуру, а затем и сами банкноты страны станут привлекательными».
Русский мыслитель говорит о политическом ходе, который заключается в том, что поддержка национальной культуры ведет к повышению престижа государства на международной арене, и как следствие государство получает возможность пользоваться своим заработанным престижем в других областях. Еще Буркхардт обращал внимание на то, что итальянские государства XIV-XV вв. считали достижения в сфере культуры и искусства крайне важными для укрепления своего престижа.
Эту идею можно признать в качестве главного практического следствия концепции «государства как произведения искусства». Сейчас такая тактика имеет свой осязаемый и достаточно проработанный09 концепт. Речь идет о «мягкой силе», в противоположность «жесткой». Если последняя акцентирует внимание на «традиционных», то есть военно-политических средствах достижения целей, то первая подразумевает использование государством нематериальных властных ресурсов культуры и идеалов.
В современных условиях данная тактика признается более действенной, чем жесткие методы, которые непременно получат немалую долю осуждений от пацифистов (а также популистов) всех сортов. В XXI веке это умело продемонстрировал Китай, выдвигая, в частности, лозунги «гармонического общества» и «гармонического мира», корни которых (якобы) уходят в древнекитайскую культуру. Эти и многие другие проявления «soft power» (такие как пропаганда успехов экономических реформ и миролюбия внешней политики, повышение привлекательности китайской культуры в мире) возымели действие, и уже в 2005 году США рассматривали КНР как «ответственного участника» международных отношений, то есть отказались прежних от косых взглядов и холодного недоверия, от идей «китайской угрозы» и «китайского падения».
Сейчас такой работой пытаются заниматься все. Выходит же это у того, чьи культурные успехи громки, а информационные ресурсы используются по назначению. Словом, концепция «государства как произведение искусства» не сходит сегодня с повестки дня.
Государство как продукт искусства
В этой главе мы сосредоточимся на том, как искусство трансформирует социальное бытие. Какие конкретные результаты, достигнутые благодаря элементам рассматриваемой нами концепции, мы можем вспомнить?
Внутригосударственные изменения мы уже рассмотрели достаточно подробно в предыдущих главах, так что здесь хотелось бы переключиться на внешнюю политику, международные отношения.
Сразу заметим, что показывать примеры благотворного влияния культуры на взаимодействие государств – довольно трудная задача. Если и можно это сделать, то только апофатическим путем. Ведь самый реалистичный международный эффект, который можно ожидать от этой концепции – это отсутствие войны. Вместо нее за границей восхищаются нашим Большим театром, аплодируют Российскому национальному оркестру, которые прилагают все усилия для того, чтобы донести другим народам дух нашей страны, охватить едиными объятиями искусства людей разных стран.
Искусство наполняет сердца любовью к человеку, к миру и прощению. Тот народ, который растет в культурной среде, не может оставить без внимания жестокость и несправедливость, творящиеся в мире. Сколько американцев протестовали против вторжения в Ирак? Это неодобрение стало фатальным для бывшего президента Буша, рейтинг которого после авантюры стал стремительно скатываться. А когда пришло время выборов, народ избрал человека, выступающего за немедленное окончание Иракской войны. Конечно, такая система возможна только при демократии, однако, даже авторитарные режимы будут испытывать давление мировой «культурной» общественности под предводительством их государств.
Но если существует такая логика и если, как мы заявляем, большинство государств уже сейчас в удовлетворительной степени определяются культурой, откуда берется вся жестокость и «дикость» в мировой политике? Как объяснить появление «внеструктурных» явлений?
«Черных лебедей» на международной плоскости действительно хватает. Зачастую в них назло нашим идеям конфликтность обуславливается как раз таки заботой государств о культуре. Интересный случай в этом отношении представляет для нас исламский фундаментализм, который является примером культурного (или религиозного, если быть точнее) национализма. Этот феномен проникнут нетерпимостью к «неверным», но в то же время является в некотором смысле заботой «исламских государств» о своей культуре. Так почему возникает такая ситуация? Ответ зарыт в идеях Буркхардта, который говорил об исламском мире отдельно. Он считал, что исламские страны направляются скорее не культурой, а религией. Этот факт может объяснить львиную долю современных конфликтов. Говоря тезисно, конфликты продолжают существовать оттого, что не все государства мира определяются культурой.
Но все же современное напряжение не исчерпывается особенностью ислама, а также поведением некоторых «бескультурных» государств. На первый взгляд становится непонятно, откуда взялась Иракская операция и лагерь в Гуантанамо, если Америка, как и большинство стран мира, определяется культурой. Можно предположить, что ее культура слишком искажена материей и пестротой, но это будет правдой только отчасти. Ведь существует и другие измерения проблемы, другие страны и другие побуждения.
В качестве примера возьмем страны Прибалтики, в которых трепетное отношение, любовь к своим единым культурам оборачивается резко негативным отношением к носителям других культур. Разрешить возникший парадокс может менее возвышенный, но трудноопровержимый аргумент, говорящий о том, что наивно было бы ожидать совершенно нерационального для жестких условий мировой политики идеалистического поворота в государственном курсе. Мы живем в «мире вещей» и по природе своей не можем воплощать в своих действиях чистые идеи. Идея любви легко разбавляется эгоизмом и нетерпимостью в определенном «теле».
Такое объяснение толкает нас в совершенно другую плоскость и мы приходим к выводу, что наибольший отпечаток на эстетическую концепцию государства налагают условия реального мира (в противовес смоделированному в уме). К этим условиям можно отнести особенности лидеров, а также саму «бренность» реального мира. То есть культура, добираясь до верхних, исполнительных этажей проходит через призму, искажающую более-менее чистую идею персональными наклонностями и комплексным характером реальности.
Конечно, вряд ли когда-нибудь какой-нибудь правитель возьмет текст Буркхардта или Рериха в качестве буквального сценария своей жизни и деятельности. Отчасти, как уже было замечено, оттого, что не все государства жаждут сотрудничества, то есть не все в одинаковой степени заряжены культурой; отчасти из-за искажений, без которых не существует реального мира; отчасти из-за того, что уже давно никто не хочет ставить во главу государства философа, как хотел Платон; человека, способного до основания пропитаться истинными флюидами искусства. Не надо пытаться найти причину в том, что все культуры разные. Рерих говорил, что в своей глубине вся культура, все искусство едино. Война отнюдь не всегда возникает в результате непонимания другой культуры или подразумевает это. Даже вторжение в Ирак было лишь результатом влияния пресловутой реальности с ее конечностью и исчерпаемостью.
Но вышеперечисленные факты и рассуждения не отменяют того, что государство как произведение искусства существует в мире. Его дух живет в разных состояниях в каждом государстве, а его миролюбивый аспект активно борется с эгоизмом и жадностью внутри каждого государства. Как и Буркхардт, многие из нас мечтают о том, чтобы искусство смогло, наконец, уравновесить все эгоистические стремления, проявляющиеся как внутри, так и вне государства.
Искусство как источник социальной гармонии
Итак, у государства нет другого выхода кроме как стремиться к идеалу Буркхардта и Рериха, что они и делают в современных условиях. Но делает ли со своей стороны то же самое искусство? Рассмотрим другой полюс нашего исследования.
Другими словами ставя вопрос, заслуживает ли искусство в наш век такого внимания со стороны государства? Не равнодушно ли оно к общественным делам и к преображению человеческой души?
Наши предыдущие рассуждения приводили нас к мысли, что не всякое искусство может стать источником социального движения и социальной гармонии. Государство считает также и поэтому в плане объекта поддержки избирательно. В первую очередь, по понятным причинам, необходимые средства получает культурное наследие; оставшемуся же искусству приходится рассчитывать на собственную привлекательность для населения. Если опираться в этой проблеме на Рериха, то он недвусмысленно акцентировал внимание на предметах старины: «Памятники древности во всем их очаровании будут лучшими устоями государства». Но кроме того, Рериха интересовало культурное воспитание молодежи. Памятники древности, конечно, сыграют свою роль, но очевидно, что если молодежь и интересуется искусством, то по большей части современным. Вдобавок, для современного общества текущая тенденция выступает намного более влиятельной силой, чем традиция. Писатель, как, в принципе, и читатель, отдает предпочтение современному стилю, идущему в резонанс с современным общественным настроением.
Таким образом, установки реципиента складываются под непосредственным влиянием современной культурной парадигмы. Теперь перед нами стоит задача, последняя перед итогами, выяснить, что представляет собой актуальное искусство, какого отклика оно ждет от реципиента?
Практически нет сомнений, что любое классическое произведение направлено на очищение души, и тем самым оно делает из человека хорошего, ответственного гражданина. Но какой приговор мы можем вынести культурной тенденции современности?
Для начала зададимся вопросом: сказалась ли «смерть Бога» на современном искусстве? На это мы можем не задумываясь ответить утвердительно. Но мы имеем в виду вовсе не того Бога, о котором говорил Ницше. Ведь Ницше не убивал Бога, он его создал. Посудите сами. Бог Ницше, этот источник нигилизма, оказался намного более внушительным, мощным, реальным и правдивым, чем предыдущий, почти эфемерный. Отрицать неочевидное проще, поэтому в нигилизм ницшеанскому человеку поверить проще, в этого Бога, которого, однако же, мы можем назвать мертвым к нашему времени. Для кого-то это кажется возвращением ко лжи, призракам, а для кого-то – возвращением к обществу, к государству и человеческой жизни. В этом – суть современной культуры.
Постмодернизм, как все французское, всем быстро приелся. Если кто-то возразит, что эпоха постмодерна не могла так быстро пройти, то стоит напомнить, что постмодерн – это вовсе не эпоха, а ситуация, увлечение, которое само себя исчерпало, начав под конец проповедовать своеобразную неоклассику, выражающую вполне классические смыслы и традиционные побуждения. Роман А. Проханова «Виртуоз» демонстрирует то, как происходит закат постмодерна. В тяжелые периоды истории общество всегда нуждается в единстве, которое может обеспечить только классика или ее современное выражение. В романе высшее руководство страны осознает это и вызывает модного писателя, давая ему задание своим новым произведением покончить с постмодерном. Мода всегда кем-то навязывается. В данном случае, как в романе, так и в реальности, некий сигнал поступил сверху. Желая, чтобы новый смысл поселился в стране, государство обратилось ко второй стадии круговорота культуры. Таким образом, начиная с одной стадии, мы непременно пройдем все три, и в результате государство еще сильнее будет определяться распространившейся осмысленной культурой. Но мы не можем утверждать, что в данном случае государство полностью доминировало над сферой культуры, управляло ей. Возможно, что зерно новой культуры неоклассики, будто Ид, притаившись внутри политика, тайно управляла всеми его действиями. Так что стадии неразделимы; контроль государства над культурой неотделим от контроля культуры над государством.
Мы обратимся к самому яркому доказательству доминирования осознанных, социально-значимых и конструктивных идей в культуре. Оно заключается в тенденции антикоммерциализации искусства, которая воплощена в сети Интернет. Миллионы жителей Земли пользуются сервисом по видеохостингу «Youtube», люди из разных стран получают бесплатной рассылкой электронные журналы наподобие «Revolutionart». Даже пиратство – и оно является средством борьбы с коммерцией, хотя есть творцы, которые по собственной воле выкладывают свои книги и музыку для бесплатного скачивания. Несомненно, у сторонников бесплатного искусства есть не менее сильный оппонент, выступающий за строгое соблюдение авторских прав, призывающий к борьбе с «пиратами». Пользуясь терминологией Е. Чеботаревой, которую она использует в одной статье, первых мы можем обозначить как кибер-коммунистов10, а вторых – как кибер-либералов. Идеалы первой группы с удовольствием выражает в своих действиях английская рок-группа «Radiohead», а вот Боно из «U2» напротив считает, что бесплатное размещение искусства в Интернете ни к чему хорошему не приведет. Можно только предположить чем закончится эта битва. Скорее всего «Radiohead» как представители более позднего поколения чувствуют тренды острее. Представляя будущее в тонах первой идеи, мы видим настоящий шведский стол, пир искусства и культуры.
Но мало того, что искусство становится доступней, что теперь уже не надо никуда выходить (кроме Интернета), не надо ни за что платить (кроме подключения) чтобы приобщиться к культуре. Такая система означает еще и очищение культуры от рынка, который ведет ее совсем не в ту сторону. Это означает свободное выражение мыслей, смыслов, уход коммерческой безыдейности. По крайней мере это означает то, что культура наконец становится чистой. Ты делаешь все так, как ты хочешь. Интернет – это конец заказных работ, это – реальное проявление народного духа. У свободного доступа, конечно, есть свои недостатки, но главное, что он дает выход позитивной и правдивой энергии.
Многие неверно связывают Интернет с размыванием культурных границ, со вторжением «дяди Сэма» или других влияний в национальную культуру стран. Отвечая на этот упрек, мы говорим, что Интернет способствует не вторжению культур и, как следствие, конфликту, а их взаимопониманию и, как следствие, предупреждению конфликтов. Ведь реального вторжения не происходит, потому что Интернет – это не реальный мир. Интернет скорее противопоставлен ему как теория – практике, как мир идей – миру вещей. Все процессы, происходящие во «всемирной паутине», относятся к сфере духовной культуры, к искусству. Интернет в этом смысле – мощный двигатель искусства, создающий мотивационный и мировоззренческий фундамент человечества, который способен повлиять на каждого пользователя Земли, в результате чего их установки выльются в действия, а действия – в изменения.
Конечно, в Интернете антикоммерциализация идет рука об руку с анархизацией. Многие даже думают убежать от президента в сеть, но их усилия напрасны, ведь президент идет следом за ними в Интернет, где теперь имеет возможность поговорить с людьми почти что по душам. Интернет отнюдь не только разделяет нацию, он ее может еще и связывать, объединять вокруг президента, вокруг государства.
Интернет предоставляет широкие возможности всем – и консерваторам, и либералам. От него никуда не денешься, поэтому надо пользоваться тем, что предоставляет это мощнейшее в мире оружие.
Постмодернизм, постструктурализм, увлечение маргиналами – все это мертво, ведь оно и тяготело к смерти. Классика говорит о жизни, о традиционной жизни в государстве, где и у отдельного человека, и у целого государства есть цель, и они находятся в гармонии. Современное искусство, освобожденное, уже говорит и должно говорить еще громче об этом.
Выводы и заключение
Итак, с чем же мы пришли к финишу нашего исследования? Основа всего исследования – государственно-культурный механизм, который можно уподобить вечному круговороту, состоящему из трех стадий, трудноотделимых, перетекающих друг в друга: культура строит государство, представляющее собой в первую очередь аппарат по производству культуры, влияние которой рождает в обществе духовную гармонию, определяющую облик и сущность государства. В ходе этой трансформации культурной стихии происходит постепенное (или же мгновенное) изменение основ общества. Это внутреннее влияние, кроме которого существует и внешнее, когда разрозненные искры культуры, или же их целенаправленный поток, исходит из государства вовне, преобразуя тем самым и международную систему.
Это, безусловно, идеализированный вариант. Для каждого государства эта система будет со своими коррективами. Но неизменно то, что везде работать с культурой будет именно институт государства, символ стабильности и самодостаточности. Даже в этом мы можем увидеть эстетику.
Несомненно, государству уже для самого своего существования, для превращения ее граждан из безликого населения в осмысленный народ необходимо печься о культурном единстве (не однородности, а именно единстве). Момент такой трансформации как раз и зачинает в стране «государство как произведение искусства», ведь только единая культура может работать в качестве побуждающей силы.
Государство с мертвой культурой никому не интересно, никто его в серьез не воспринимает. Если государству нечем гордиться, то граждане не будут уважать такое государство, у них не будет побуждений жить и трудиться ради него.
Все это доказывает нам, что сама идея государства подразумевает в себе элемент эстетической идеи. А если так, то стремиться к идеалу Буркхардта для них естественно. Таким образом, мы выполнили цель нашего исследования, ответив на вопрос «что побуждает государства стремиться к эстетике?». Ответ таков: его природа.
Искусство сегодня – великая преобразующая сила, которая возрастает благодаря внедрению новых технологий. Законы функционирования культуры толкают государства на освоение этих новых пространств. Поэтому в будущем стоит ожидать улучшения культурной ситуации, а следовательно, и условий существования.
Но реальность – не схема. Поэтому для более полного воплощения исследуемой нами концепции непременно нужны правила, которые будут руководить поведением государства как внутри, так и на мировой арене. Мир имеет необходимую структуру для этого – это Организация Объединенных Наций. Внутригосударственный регулятор образуется лишь при условии существования развитого правового государства и учета «интересов культуры» при распределении государственного финансирования. Юридическое закрепление сделает государства более предсказуемыми в сфере поддержки культуры. Это будет гарантировать не только жизнеспособность национальных искусств, но и внутренний и международный порядок. Миру следует двигаться в этом направлении.
В заключение нельзя не сказать пары слов о России, как традиционно мощном культурном центре и сильном государстве. Наша страна имеет отличные перспективы стать государством эстетическим, причем опередив в этом отношении все другие страны. Ведь российский народ, как и российская государственность всегда выделялись среди других своими приоритетами и особым видением действительности. Пирамида потребностей Маслоу в российской истории нередко переворачивалась и в течение длительного времени балансировала на своей вершине. Наша страна хоть и меняла названия, но суть в ней оставалась все та же. Суть эта всегда была завязана на высокой идее, причем к идеалам стремились как правители, так и простой народ.
Сегодня силы российского общества при обязательной поддержке государства должны построить новую Россию, Россию как региональный и мировой культурный центр. Надежда на природу и тренды – ничего без собственной активности. Ведь реальная движущая сила истории – человек.
Список литературы и примечания:
01 В отличие от живописи, музыки, литературы и остальных «искусств». Впрочем, идеи немецкого мыслителя точно ложатся на карту нашего исследования, так как то, что делают вышеперечисленные искусства и есть, правда отчасти, манифестация культуры народа.
02 Я. Буркхардт. Культура Возрождения Италии. Опыт исследования // http://www.gumfak.ru/kult_html/italy/content.shtml
03 К тому же она, как выяснилось не так давно, слабо поддается реформированию.
04 Здесь под «империей» мы понимаем многонациональное государство, руководимое, чаще всего, какой-либо идеологией или идеей (не являющейся национальной).
05 В этом отношении наша страна демонстрирует плюрализм, которым не каждая развитая демократия сможет похвастаться.
06 http://www.ng.ru/science/2010-06-23/12_art.html
07 http://www.worldpolit.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=114&Itemid=1
08 Д.И. Писарев. Очерк из истории труда // http://az.lib.ru/p/pisarew_d/text_0430.shtml
09 Исследователем Дж. Наем.
10 Эту идеологию описали в своей «Калифорнийской идеологии» Р. Барбрук и Э. Камерон.